А.Э.Уэйт. Станислас де Гуайта.

Если вы хотите купить слинг шарф, то мы можем помочь вам. Для этого пройдите по ссылке и узнайте больше.

Наряду с активной литературной и пропагандистской деятельностью Жерара Энкосса, имя маркиза Мари Виктора Станисласа де Гуайты, хотя и малоизвестное в Англии, высоко ставилось в оккультных кругах Парижа, и его ранняя смерть в тридцать шесть лет была воспринята с глубокой скорбью. Наверное, излишне упоминать, что он был учеником Элифаса Леви, чьи труды считал «наиболее связным, последовательным, абсолютным и безупречным синтезом, о котором может только мечтать оккультист». Если добавим к этому, что Папюс считал, что де Гуайта, бесспорно, может быть отнесен к числу первейших учеников Леви, мы получим верное представление о занимаемом им в этой среде месте. Свою литературную жизнь он начинал как поэт, связанный со школой Бодлера. Но мистические увлечения сказываются и в его поэзии, а вскоре он полностью отдается своей тяге к оккультизму. Его произведения, озаглавленные «На пороге Тайны», «Змей Книги Бытия» и «Ключ Черной Магии», восхищали своим «убедительным тоном», напоминающим его учителя. Он излагал каббалистическую традицию и считал, что «в нео-Моисеевом Христианстве, объясненном Святой Каббалой и Александрийской Герметикой (с некоторыми оговорками), абсолютную истину следует искать во всем знании»¹⁴⁴.

В начальный период своей активной деятельности Станислас де Гуайта основал Каббалистический орден Розы и Креста с тремя Ступенями, вступление в которые было доступно, только если неофит успешно проходил экзамен, тогда как обладание тремя Ступенями ордена мартинстов, детища Папюса, требовало исполнение предварительных условий. Когда численный состав ордена достиг пределов, полагающихся по его уставу, он был распущен жестким решением его Великого Мастера. Друзья отзывались о де Гуайте как о большом эрудите в области ориентальных мистических учений; они же упоминают о книгах на древнееврейском языке, украшавших его библиотеку¹⁴⁵. Наконец, есть сведения, что он считал себя более всех других обладающим Каббалой. Однако если сослаться на авторитет доктора Марка Хавена (Haven), то он различал два рода Каббалы. Первая – это наука, которой никто не мог научить и которой никто не мог научиться, кроме как посвятив этому многие годы усердного труда, потому что «она неприступней Вронского, расплывчатей испанской мистики, сложней гностического анализа». Так что по большей части то, что известно, – это псевдо-Каббала; другая – это, по-видимому, Каббала того рода, что представлена Уильямом Постелем, Николасом Фламелем, Кунратом, Сен-Мартином и др. Должен сказать, что для меня такое различение представляет собой загадку. Я сам прекрасно понимаю, что Сен-Мартин не был никаким каббалистом, разве что в самом фантастическом смысле и самым отдаленным образом. Я знаю, что Фламель алхимик и что если он и писал что-то в этом духе, то лишь в связи с трансмутацией металлов, а не с тайнами Эйн-Соф. И, однако, Каббала такого рода наполняет страницы де Гуайты и вдохновляет всю его кипучую деятельность. Поэтому, несмотря на приписываемую ему эрудицию, автору «Змея Книги Бытия» нечего сказать тем, кто пытается познать Каббалу: Зогар твердый орешек, его сложности явно его пугают и, к тому же, этот памятник не был переведен. Но тот род различения, который де Гуайта пытался установить, в одном пункте по крайней мере, представляет интерес. Постель, Фламель, Кунрат, Сен-Мартин – все эти имена ассоциировались в его сознании с христианской Каббалой, с тем вожделенным браком Зогара с Евангелием, о котором он с такой страстью пишет¹⁴⁶. Поэтому он отличается от своего соратника по пропаганде Каббалы Папюса, который выказывает мало симпатий к христианству и более последовательно привержен доктрине Элифаса Леви. Но у де Гуайты, как и у Леви, это не ортодоксальное христианство, как его понимали, с одной стороны, Пико делла Мирандола и Постель или, с другой стороны, Розенрот, с которыми связана его Каббала, а христианство, пронизанное гностическими элементами, и это специфическое свойство современных оккультистов, которые проявляют интерес к религии Иисуса в свете изменений в еврейской теософии в эпоху христианства. Таким образом, миссионерский пыл ранних школ христианской Каббалы и мессианские чаяния, конструируемые еврейством из элементов Зогара, сменились попыткой вернуться на путь доктринального развития и открыть в аналогиях между Каббалой и гностицизмом практический проход в спорные области эзотерической религии. Ошибочные усилия первых энтузиастов закончились разочарованием, такое же разочарование ждало и представителей новой вспышки интереса к Каббале.